27.08-2.09. По далеко не полным сведениям, которые удалось собрать создателям базы данных "Жертвы политического террора в СССР", из арестованных с 27 августа по 2 сентября осуждено 8449 человек, из них расстреляно 5362 человека.
27.08. Арестован начальник Военной академии химической защиты РККА корпусной комиссар Я. Л. Авиновицкий. Расстрелян 8 января 1938 года.
27.08. Арестован секретарь Куйбышевского обкома ВКП(б) А. А. Левин. Расстрелян 21 апреля 1938 года.
27.08. Арестован секретарь Камчатского обкома ВКП(б) Л. С. Никольский. Расстрелян 16 марта 1938 года.
28.08. Арестован прокурор Западной области М. Н. Еремин. Расстрелян 2 февраля 1940 года.
28.08. Арестован нарком юстиции в ленинском правительстве, член бюро комитета советского контроля при Совнаркоме СССР Г. И. Ломов-Оппоков. Расстрелян 2 сентября.
29.08. Арестован бывший член правления Союза советских писателей драматург В. М. Киршон. Расстрелян 28 июля 1938 года.
30.08. Застрелился председатель Совнаркома Украинской ССР П. П. Любченко, обвиненный в связях с буржуазными националистами.
30.08. Арестован нарком финансов СССР Г. Ф. Гринько. Расстрелян 15 марта 1938 года.
31.08. Арестован председатель ЦИК Татарской АССР Г. Г. Байчурин. Расстрелян 9 мая 1938 года.
1.09. Арестован директор завода Уралмаш Л. С. Владимиров. Расстрелян 14 января 1938 года.
2.09. Арестован секретарь Тамбовского горкома ВКП(б) В. А. Касименко. Расстрелян 10 мая 1938 года.
2.09. Арестован обновленческий архиепископ Буинско-Тетюшский Василий (в миру В. М. Катагощин). Расстрелян 4 января 1938 года.
Из воспоминаний директора научно-исследовательского института И. С. Сибиряка, Саранск
На допросы меня не вызывали, и я написал заявление прокурору Мордовской АССР и наркому НКВД, требуя вызвать меня, разобраться и выпустить из-под ареста как ни в чем не виновного (автора арестовали в Куйбышеве по запросу НКВД Мордовской АССР и через Сызрань доставили в Саранск.— "Власть"). 27.06.37 г. по моему настоянию меня привезли из городской тюрьмы с сопроводительным пакетом на имя наркома. В коридоре НКВД я встретил Вейзагера — наркома НКВД Мордовской АССР. Он поздоровался со мной, спросил, к кому я. И когда я ему сказал, что я арестован, он сделал удивленное лицо. Здесь я узнал, что он ничего не знает, не знают и другие...
Саранская внутренняя тюрьма НКВД, в которой содержались все арестованные в 1937-38 годах, состояла из двух 2-этажных зданий, стоящих во дворе городской милиции и НКВД Мордовской АССР. Посредине тюремного двора стояла кухня, где готовилась пища для арестантов. Здесь же был туалет, где опорожнялись камерные параши. Воды не было, ее в бочках привозила тюремная обслуга. В 1930-33 годах в этих помещениях размещались Красный уголок и клуб работников НКВД. До революции здесь были торговые склады, погреба и подвалы саранских купцов. Настоящие подземные лабиринты. Переоборудованием их под тюремные камеры руководил хорошо мне знакомый прораб по фамилии Дунаев. Когда он закончил работу, его тотчас же арестовали и стали бить...
После того как меня привели в тюрьму НКВД, меня поместили в деревянный тюремный корпус, где я просидел до середины ноября. Камера, называемая Ленуголком, окнами выходила в прогулочный дворик и тюремный двор. Окна этой камеры не были заделаны козырьком до октября, и из них было видно все происходящее в тюремном дворе, было видно как на ладони. Из этих окон я увидел многих знакомых... Через пару дней в камеру ввели Акафьева, прокурора Мордовской АССР. Его несколько дней как арестовало НКВД. Он был в осеннем пальто, в костюме, в шапке, хотя на улице разгар лета. Кроме того, с собой он принес огромный узел вещей.
Каждый день увозились на этап и привозились сотни людей. В большинстве своем по внешнему виду это были рабочие, колхозники, мужчины, женщины — от стариков до молодежи. Одеты и обуты кто во что. Бросались в глаза арестанты, одетые в национальные костюмы: мордва, татары, цыгане. Внешним видом выделялись китайцы. Видел "значкистов", возвращавшихся с московских Дмитриевских лагерей — строителей канала Москва—Волга. Их наградили за хорошую работу почетными значками. Таких "значкистов" — отличников лагерной стройки, выпущенных из лагерей и ехавших домой, было много. Но их долго не держали в тюрьме. Через 3-4 дня уже отправляли в другие лагеря, оформив на них материал через "тройки" или даже без всякого оформления, заявляя им, что о новом сроке им объявят по прибытию на место...
В камере бывшего Ленинского уголка я познакомился с разными людьми. Вот, например, приводят в камеру рабочего-печатника Андреева. Его только утром взяли в хлебной очереди и, оформив в НКВД материал, сопроводили в Саранскую городскую тюрьму. Суть дела, как рассказал Андреев, состояла в следующем: у него на неделе умерла жена, оставив на его руках пятерых детей, старшему из которых исполнилось 12 лет. Вечером, уходя в ночь на работу, он оставил своих детей дома закрытыми на ключ. Оставил одних, без присмотра. После ночной смены, утром прямо с работы, встал в очередь за хлебом. И вот уже 12 часов, а хлеба все еще нет, не привезли. Дома дети одни закрыты. Очередь стала возмущаться. В разговоры вступил и Андреев. Его забрали прямо из очереди. За все время нахождения в тюрьме к Андрееву никто не приходил. О судьбе своих детей он ничего не знал...
Двор Саранской тюрьмы мне напомнил Сызранскую тюрьму, гудящую от движения и перекличек. Все этапируемые проходили через ворота или калитку конторы тюрьмы, были доступны мне для обозрения. Стар и млад, мужчины и женщины всех возрастов и национальностей выводились во двор и отправлялись на этап. Вместо них принимались другие арестанты, ими, как селедку в бочки, набивали камеры. Во время транспортировки меня из Куйбышева в Сызрань, а затем в Саранск я наблюдал, как непрерывно сновали прицепленные к поездам тюремные вагоны, прозванные "столыпинскими". Тупики и станции были полны ими. В некоторых составах было по несколько таких вагонов. Что же касается станций Сызрань, Инза, Рузаевка, то ими были заполнены целые тупики. Видел также и целые эшелоны с заключенными. Они отличались от обычных поездов с отдельными "столыпинскими" вагонами наружным конвоем с собаками, пулеметами на тормозных площадках, крышах и открытых платформах. От всего увиденного было как-то тревожно. Смотрел я и думал: "Смотри-ка, сколько врагов? Как же я попал в их число? И если меня посадили, то это недоразумение, оно выяснится, и я буду освобожден".
Подробнее: http://www.kommersant.ru/doc-rss/2008756
Подробнее: http://www.kommersant.ru/doc-rss/2008756
Комментариев нет:
Отправить комментарий